Пролог эссе Дети человеческие: истоки библейских преданий в обозрении врача (PDF версия без иллюстраций).
Сцена
Нурмес[1] – малоречивый городок, заякорившийся
средь волн изумрудных сопок Северной Карелии[2]. Ночами окна и фонари поселения отражаются в сопредельных озерах, подобно
огням внушительного корабля в зеркале рейда. Днями вдоль протяженной улицы-палубы,
мимо березовых мачт неспешно шествуют умудренные «пассажиры» и проносятся говорливые
«велоюнги». Пронзительный клекот чаек, влажный порывистый ветер, рокот катеров,
сверкающая рябь и изобилие шлюпок не оставляют сомнений в том, где ты
находишься.
Лайнер надежно удерживают незримые цепи, и, верно, поэтому, вопреки плещущимся водам, качка неощутима. Огромное судно даже не кренится под тяжестью въезжающих по мостам груженых автомобилей и железнодорожных вагонов. Бескозырок не видно, но флотский порядок кругом подразумевает – моряки добросовестно несут свою вахту. Вместо кратких ударов в рынду часы ими отмериваются колокольным благовестом, стелющимся над акваторией. Того и гляди отзвучит оригинальная склянка, переливчато запоет боцманская дудка – «Все наверх!», а шкипер прикажет: «Поднять паруса!». Команда явно готовится к рейсу, звонко роняет и гулко скатывает бревна, вероятно, в трюм. В светлое время проплывающим лодкам трудники салютуют радужными фонтанами поливальных машин, а в сумраке предупредительно озаряют розово-золотистым свечением фарватер и заодно небесную твердь. Воздух насыщен ароматом распиленного смолистого леса, прозрачен, напорист и свеж. Кэп медлит, дожидаясь то ли прилива, то ли попутного бриза, а может, заветной приметы, по которой отправится в путь.
Исподволь
застывшее волнение малахитовых холмов инкрустируется мерцающим мрамором. Сквозь
морозное марево город-ковчег подсвечивается скупым медным Солнцем, зависшим у извилистой
кромки близкого горизонта. Постепенно величественная ладья украшается искрящимися
снежинками, пленяется льдами и погружается в сосредоточенную задумчивость. Царит
ощущение зимовки затертой в торосах морской экспедиции, охраняемой суровыми
айсбергами. Везде режущая взор белизна и недвижимая тишь. Лишь только изредка
слышно, как дятел починяет рангоут, хлёстко вбивая в него пару-тройку гвоздей.
Умиротворение…
![]() |
Нурмес, Северная Карелия (фотография автора, 2021 г.). |
Вдруг, – в конце лаконичных приарктических суток происходит загадочное оживление пейзажа. Повсюду зажигаются цветные гирлянды, возгораются лампады у входов и за стеклами жилищ. Рукотворным свершениям вторят всполохи полярных сияний, заволакивающих перламутром гроздья ослепительных созвездий. Земные и заоблачные светляки перемигиваются, напоминая друг другу о неком грядущем событии.
Однажды подмеченная тайность разъясняется: и почему капитан задержался с отплытием, и чего ожидал экипаж драккара-полуострова и Мир. В тот вечер учащаются вспышки проемов дверей, а иссинемолочные тропы заполняют спешащие силуэты. Впотьмах их ручейки, огибая сугробы, жестикулируют, скрипят рыхлым пухом и парят, будто дымные линкоры в походе. Окрестность стремится ко Храму, что взвился к чёрнобездонному своду, увенчанному Вифлеемской звездой. Словно по сигналу корабельного горна, сбежавшиеся сгрудились возле подмостков, точно матросы у рубки. Поплотнее укутавшись от летящих хладных кристаллов, разновозрастное сообщество благоговейно замирает в предвкушении действа.
![]() | |
|
Спектакль «Иммануил»
И
разверзлась антрацитно-студеная мгла. И возник уголок Назарета[3], непостижимо завязший в безбрежных снегах.
И отнюдь никого не смутила ни южность местечка, ни плотник Иосиф в утепленном
наряде. И вот, размеренную праведность краснодеревщика рассекает нисшедший Архангел.
И, предстоя на пригорке в блистающем оттиске канувшей в Лету Луны, Посланец
вещает: «…не бойся принять Марию, жену твою,»[4]
ибо по пророку она: «…родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил»[5]!
Смиренное
смятение мужа во взрослом собрании вызывает мозаику чувств. Как будет всё
дальше? Не изгнал! Приветил! Сажает на пони, влечет торопливо прочь через тьму.
Позади – посвист вьюги, сверху – тянутся еловые лапы, по сторонам – притихший
зритель, впереди – неизвестность.
Грозный
Ирод мрачно внемлет речь степенную волхвов, о скором рождении и восшествии на
престол Вселенского Правителя. В отчаянном страхе крушения власти царь-лютый шлет
войско чадам в погибель. С копьями и факелами, не дрогнув душою, злодеи ретиво бросаются
вслед беглецам.
Мечутся
путники, ищут в буране приюта и не находят состраданья вокруг. Отвергнув
гонимых, не ведают люди, что близится миг их расплаты детьми.
Эпизод
постановки завораживает, окончательно сковывая созерцателей. Воспоминания
воскрешают ужас собственных предков, неоднократно спасавшихся от супостата с узлами
скарба и безысходной обездоленностью на плечах. Немощных и малолетних настигала
длань лихолетий, отливая иконописные облики почивших из сплава ненависти и печали
в памяти оставшихся чудом в живых.
Пещерка в заснеженном склоне укрыла беглянку, а рядом в тревоге ступает Иосиф. Приостанавливаясь, старец всплескивает озябшими руками и сокрушенно оглядывает подножье своего возвышения. Чуть ниже, также волнуясь, раскинулось терпеливое море блещущих искренних глаз. С каждой секундой мороз свирепеет: обжигает напряженные лица, студит кисти и яростней хлещет поземь. Натиски завихрений пурги и пронзающий холод усугубляют испытание выдержки и Веры.
Как
яркий проблеск маяка в кромешном мраке, внезапно к небу вознесся новорожденного
вскрик. Откинув завесу, выносит из грота Мария дитя на заклание и во спасенье толпе.
Подходят учтиво мудрецы с пастухами, спускаются Ангелы Божии, склоняются вершины
косматых сосен и ветви прозрачных берез. Приближающиеся горние светила пристально
всматриваются в сердца свидетелей произошедшего.
Дивертисмент
Некогда
безликая, молчаливая разрозненность пробуждается, объединяется воодушевлением, улыбаясь,
гомонит на всевозможные лады, пускается в пляс под незамысловатую мелодию и трогательный
напев[6].
Он явился!
(фрагмент съемки автора).
Всеобщую радость заслоняет знание судьбы младенца, туманит думы об уготованной участи Сыну Человеческому.
Преображенная
публика, направляясь к домашнему уюту, осторожно прячет от колючей метели в заиндевелых
ладонях, робкую пламень обретенных свечей Рождества. Доселе задернутый воронёной
драпировкой город-корабль – светлеет. Улицами овладевает приподнятая суета, ровно
набережной при встрече вернувшейся в порт флотилии. Расходящиеся мысленно переносятся
из современного Нурмеса в новозаветный Вифлеем[7]
и далее – к истокам библейских преданий. В те минуты очевидцы и актеры воспаряют
над тяготами повседневья, забывают о бренном здоровье, зрят луч надежды в бытие.
Дивным образом становится много теплее внутри и снаружи.
Каким был родившийся той ночью и жил ли в действительности? Существовало ль Святое Семейство, ныне неусыпно радеющее о нас в божественной обители? Когда странствовали по Земле их ветхозаветные пращуры и откуда пришли? В какую эпоху и где началась эта эпическая история? Кем она написана и зачем перекроена в легенду?
ссылки на источники
[1] Nurmes, www.mapcarta.com.
[2] North Karelia, www.mapcarta.com.
[3] Nazareth, www.mapcarta.com.
[4] Матфей 1:20; если не указано иное, здесь и далее
ссылки на библейские книги, кроме пяти первых, приведены по изданию: Библия.
Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Москва: Российское Библейское
общество, 2012.
[5] Матфей 1:22-23
- Матф.1:22 А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит:
- Матф.1:23 се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог.
[6] Immanuel Christmas drama. The final. 2021.11.23, www.drive.google.com.
Архипов С.В. – кандидат медицинских наук, врач-хирург, травматолог-ортопед.
Цитирование
Архипов С.В. Дети человеческие: истоки библейских преданий в обозрении врача. Эссе, снабженное ссылками на интерактивный материал. 2-е изд. перераб. и доп. Йоэнсуу: Издание Автора, 2025.
Приобретение
PDF версия размещена на платформах Google Play и Google Books
Ключевые слова
ligamentum capitis femoris, ligamentum teres, связка головки бедра, история, повреждение, Библия, Тора, Архипов